Знаете, что самое поганое? То что я лично не уложил свой парашют. Просто нельзя было соваться с этим на палубу. Пошли бы разговоры. Для десантника укладка парашюта — своего рода молитва, точно такая же как для пехотинца чистка оружия. Парашют, как его ни усовершенствовали — все-таки сложная и капризная вещь, но самое главное — от него зависит жизнь человека в самом прямом смысле слова. Даже от оружия нет такой зависимости как от парашюта. Если нет оружия — можно уклониться от боя, выйти к своим, можно в конце концов разжиться трофейным — на поле боя всегда попадается такая возможность только не зевай. Мой дед как-то раз два дня воевал с трофейным Калашниковым, который он подобрал у трупа убитого въетконговца. А вот если ты шагнул за борт с неисправным парашютом — то уже ничего не сделаешь. Есть, конечно запасной — но ведь его укладывал тот же самый человек, что и основной, так ведь? Поэтому я и нервничал. И, смотря на лицо своих бойцов в красноватом сумраке десантного отсека, видел что они волнуются тоже. Любой бы десантник волновался….
— Прошли береговую черту! — обернувшись, крикнул второй пилот. Я поднял большой палец.
С2 Грейхаунд был самолетом настолько маленьким, что пилот запросто мог обернуться и общаться с теми, кто сидел в грузовом отсеке. Даже в С130, не говоря уж о С17 и С5 сделать такое было бы невозможно.
Двенадцать человек — группа. Тринадцатый — я. Тринадцать — число для кого-то несчастливое, но только не для меня. Для меня оно всегда было счастливым. Например, хе-хе… в тринадцать лет я потерял девственность со своей семнадцатилетней соседкой Кэтрин. Господи, мысли идиотские в голову лезут — видимо для того, чтобы там не осталось места для мыслей мрачных. А мрачные мысли тоже покоя не дают. Верней, мрачные предчувствия…
— Пять минут до сброса!
— Проверка снаряжения! — крикнул я.
Маска… Что хуже всего в прыжке HALO- это кислородная маска, сильно напоминающая ту, которая применяется в больницах. Когда я дышу кислородом, и когда у меня на лице эта дрянь — право слово, чувствую себя отвратительно.
Снаряжение — парашюты, основной и запасной, маска, оружие, снаряжение. Парашютист, в полностью снаряженном виде выглядит как увешанный хурджинами осел. Места даже не хватает и снаряжение сбрасывается, привязанной к длинному фалу. А ведь есть еще грузовой контейнер со снаряжением. И все это потом, после приземления придется тащить на своих двоих до лежки.
— Три минуты до сброса!
Знак V большим и указательным пальцем и хлопок соседа по плечу — принятый в армии знак того что у тебя все нормально. Последним проверяет командир. Самолет натужно гудит моторами, пробираясь к цели на предельной для него высоте. Иллюминаторов нет — если бы были, можно было бы заметить серебристую равнину под крыльями и полный, блестящий холодным желтым цветом диск луны справа.
— Минута до сброса!
Капитан — серьезный кстати мужик, встает со своего места, проходит к самому люку. Левой рукой хлопает себя по груди — встать, приготовиться к десантированию. Транспортный контейнер пойдет последним, он спроектирован так, что опускаться будет медленно, медленнее нас. Сбросят его последним.
Капитан протягивает руку к рычагу — и десантная аппарель идет вниз, открывая поразительное по красоте зрелище — серебристо-серая как мех дорогой норки, ровная, бескрайняя равнина. Если бы можно было — заснял бы, такое редко кому удается увидеть.
Красный цвет фонаря над люком меняется на зеленый. Грохот ботинок по полу десантного отсека — один за другим мы прыгаем в исполненную лунного света бездну…
Огромный, сахаристо-белого цвета, необычный для этих мест особняк возвышался посреди унылой сельской глубинки одного из прибрежных штатов Мексики подобно сказочному видению. У него не было какого-либо определенного архитектурного стиля — в нем смешалась и традиционная испанская архитектура с обязательным патио [Патио — внутренний дворик, без которого не обходится ни одна вилла, выстроенная в испанском стиле], и римская с роскошными колоннами на входе, и современная модернистская. Словом — если бы у какого-нибудь архитектора хватило бы смелости высказать хозяину этого строения и этой земли все что он об этом думает… Но смелости не хватало ни у кого.
Того, кто владел этим зданием, парой десятков других, расположенных вокруг, а также почти пятьюдесятью гектарами окрестной земли звали Хоакин Гусман Лоэра, и вот уже два дня он мог с полным правом называть себя руководителем всей мексиканской наркомафии. El Supremo. Два дня назад под совместными ударами полицейских спецгрупп и бандформировании наркомафии пал последний оплот, в котором еще сопротивлялись Лос Зетас — город Нуэво Ларедо. В отличие от Зетас, которые не церемонились с противниками — вспарывали животы, отрезали головы, рубили на куски — Эль Чапо (так звали короля в среде мексиканских наркотрафикантов) приказал проявить милосердие. Всего лишь пуля в голову и в бак с концентрированной кислотой. Предприятия, по растворению трупов в кислоте работали в каждом городе и в эти веселые деньки все они не справлялись с нахлынувшей на них работой.
Праздновала и полиция. Впервые, за столь короткое время им удалось добиться столь весомых результатов. Эль Чапо даже разрешил отдать часть захваченных наркотиков Зетас — для того, чтобы победа выглядела более весомой, чтобы высокие полицейские чины смогли бы красиво выступить перед камерой на фоне изъятого наркотика. Он же разрешил отдать полиции большую часть захваченного оружия, кроме самого дорогого и ценного, такого как Барретты, крупнокалиберные пулеметы и тому подобное. Времена настали другие — теперь не будет постоянной междоусобной войны, теперь не будет литься кровь на улицах. Не придется воевать с Лос Зетас, не придется воевать больше ни с кем. Будет бизнес. Унылый, скучный бизнес как в больших американских фармацевтических корпорациях. То, к чему он всю жизнь и стремился.